Слабый пол
Недавно я давал интервью одному местному развлекательному сайту. Их интересуют холостые мужчины, с которыми есть о чем поговорить. Интервью брала милая, в меру гламурная, в меру умная дама, разговор топтался вокруг моих мужских вкусовых пристрастий и грехов (на оглашении последних она весьма настаивала — еще бы, какой мужик без грехов, которыми он делится направо и налево). Весь этот разговор позиционировался как великое счастье для меня — наконец-то все свободные девушки Челябинска прочитают статью и пришлют мне в качестве знаков согласия свои кружевные платки! И все бы хорошо, но я неосторожно проронил одну невинную шутку… Мол, я за «равенство полов», как в рекламе линолеума.
Тут дама перестала улыбаться и говорит мне:
— Я вам не советую так шутить. Наши читательницы вас не поймут.
Сначала я подумал, что она сама так шутит. Но нет — голос звучит серьезно и даже несколько обиженно.
— Да что вы, это же просто прикол, я действительно видел такую рекламу, — говорю легкомысленно.
Она поместила шутку в статью. И после этого в обсуждении на форуме сайта появился чей-то отзыв (возможно, подруги или соратницы моей очаровательной корреспондентки). Отзыв такой: мол, как Рубинский смеет шутить про равенство полов, что он в этом понимает, это же ТАКОЙ СЕРЬЕЗНЫЙ ВОПРОС, он же всю жизнь проживет один после таких шуток и т.д., и т.п. В общем, я почувствовал, что все феминистки мира теперь вправе накликать на мою голову громы небесные, ибо тему я задел просто сакральную. Понимаете, теперь у нас, как во всякой цивилизованной стране, есть святое. Есть негры. Есть гомосексуалисты. Есть greenpeace. И есть равноправие полов. Вон в целомудренной Америке из детских мультиков 50-ых годов теперь вырезают фривольные наряды Красной Шапочки (вы думаете, я шучу?!). Не пощадили, кстати, и Волка, у которого выскакивают из орбит глаза, когда он видит эти наряды. Признано, что эта сцена дискриминирует женщин. Наверняка в глазах феминисток я могу выглядеть одним из таких волчар. Меня нужно вырезать из прогрессивной действительности целиком.
Ой, мама, я же еще признался ей в интервью, что люблю борщ и пироги… Господи ты Боже мой, это тоже чревато! Ведь это значит, что я — типичный продукт патриархата, срамной деспот, который приходит домой, разваливается на диване и, как в анекдоте, требует у угнетенной женки пирога, борща и — в койку! Кирхе-кнабен-кюхен! Ууууу! Что ж теперь скажет княгиня-марья-алексевна?
Великий английский писатель и богослов Гилберт Честертон обронил как-то: шутить можно обо всем, но не всегда. Видно, пришло время, когда ничтожные темы, которые высасываются из пальца гламурным, релятивистским, «прогрессивным» сознанием, целиком сосредоточенным только на самом себе, — не терпят шуток и не прощают их. У глупости вообще нет чувства юмора.
Святое место женщины у очага, ее близость не к веку, но к вечности, ее вселенская душа, таящая в покое и гармонии куда больше, чем суетная мужская, — все это принесено в жертву новому образу. Образ сей есть стервозненькая, победоносно рулящая по жизни бизнес-вумен из цикла «дьявол носит Prada», меняющая мужиков, как тампаксы, а потому не верящая им, одинокая и вечно неудовлетворенная; и попробуй только сказать, что этот образ — не справедливый прогресс женской личности, сущности и насущности! Попробуй только вякнуть «слабый пол»! Она вопьется в твой язык длинными акриловыми ногтями.
Милая моя корреспондентка! Скажите, почему вы и вам подобные не разрешают мужчинам любить в вас самое сокровенное, нежное, дивное, вечное, — то, что мы больше всего и ценим? Почему пытаетесь это самое лучшее заполировать так, чтобы его не потрогать было? Неужели вам не очевидно, что вы и так ГЛАВНЫЕ в нашей жизни — мы только делаем вид, будто иначе, потому что нам стыдно признавать страстную зависимость от вас? Неужели не чувствуете, как важны ваша красота, вера, глубина, интуиция — это дано вам больше, чем нам, это бесконечно существеннее, чем борьба за какие-то права в «гендерных» структурах… Зачем же вы вступаете в эту борьбу — и с таким серьезно-озабоченным лицом, что, право, нельзя не начать шутить?..
Ох. Вот и мне уже не до шуток стало.
Пошел стелить линолеум.