22 мая 2013, Автор: Виктория ОЛИФЕРЧУК.

Тарковский прав, «Режиссура – это мировоззрение»

Режиссерская династия Морозовых в Челябинске хорошо известна: Анатолий и Борис — создатели «Манекена», их спектакли надолго задерживались на сценах челябинских театров, а в прошлом году зрители познакомились и с сыном Анатолия — Сергеем. Спектакль «Путешествие в биографию», поставленный в театре драмы, — его рук дело. Правда, Борису Афанасьевичу на поездки в родной некогда город везло меньше всех, может, поэтому он сам, не дожидаясь вопросов, поднял тему.

Дым Отечества

— Челябинск для меня родной город и остается таким, — признается нынешний москвич. — До сих пор снится улица Сталеваров. Помню ДК ЧМЗ, где я первый раз читал стихи на сцене. ЧПИ, «Манекен», встреча с моей супругой Исидой Николаевной, которая тоже училась в ЧПИ, — это моя жизнь. То ощущение студенчества, которое было в «Манекене», я ищу в сегодняшней работе. Несмотря на все материальные проблемы, хочется, чтобы театр был как дом. Я вообще сторонник репертуарного театра, хотя сейчас многие твердят, что такой театр умер, превратился в богадельню. Не верю. Если спектакли пронзают зрителей, тревожат, заставляют думать — такой театр живой.

— А почему не приехали не юбилей?
— Я собирался, но не смог. Мы как раз играли премьеру — «Царя Федора». Кстати, я помню, как в молодости сидел вместе с другими «манекеновцами» на ступеньках в Челябинском оперном театре и смотрел спектакль «Смерть Иоанна Грозного», как меня потряс этот спектакль. «Царь Федор» — это вторая часть трилогии. Этот спектакль в Челябинске мы сыграем дважды, чтобы как можно больше зрителей могли его увидеть.

— Говорят, вы учились у самого Оболенского?
— Да, в ДК ЖД был литературный театр, и я туда ходил, будучи студентом. То, что я получил у него на занятиях, до сих пор рассказываю, и не только своим ученикам, но и актерам. Вот репетировали «Царя Федора», а ведь там стихи, это очень сложно, сейчас не каждый артист справится…

— А как учил Оболенский, он часто показывал?

— Нет, он, как правило, объяснял, учил нас искать главное слово. Дома даже у него занимались. Кстати, его супруга научила меня есть дыню с… перцем. Мы с ним очень много беседовали, он рассказывал о себе, своей жизни, когда мы репетировали спектакль о Лермонтове, он объяснял, кто же такой Лермонтов. О том, что архитектура имеет прямое отношение к драматургии, я впервые узнал от него здесь, в Челябинске, а потом это все получило продолжение и развитие.

— В Челябинске вы поставили всего один спектакль?

— В театре драмы, когда он еще находился в здании Народного дома. Это была преддипломная работа — «Случай в метро». Тогда я познакомился с потрясающими актерами — Юрой Цапником, Колей Ларионовым и очень жду новой встречи.

Наследники Минобороны

В театр Армии Морозова пригласил его учитель Андрей Попов сразу после окончания ГИТИСа.

— Андрей Алексеевич был знаковой фигурой в моей жизни. На самом деле я поступал к Эфросу, но так получилось, что он в тот год поставил скандальный спектакль «Три сестры» и ему запретили набирать студентов. На экзаменах нас принимала Кнебель, а вот мастером стал Попов.

— У вас был чисто режиссерский курс?

— Да, мы учились вместе с Толей Васильевым, Иосифом Райхельгаузом. После окончания института я все думал, куда ехать работать. Хотел в театр Черноморского флота податься, тем более что жена мечтала на море побывать. Пришел к Попову посоветоваться: не мог бы он мне рекомендации дать? А он в ответ: «А чем тебя театр Армии не устраивает?» Я даже подумать об этом не мог, вот так судьба сложилась.

С 95-го Борис Морозов — главный режиссер. Под его руководством театр завершает юбилейный, 80-й сезон.

— Я считаю, что театр несет свою миссию, полностью оправдывает название. Вы знаете, что первые фронтовые бригады во время Отечественной войны организовал театр Армии? И в наше время традиция продолжается, взять поездки в Чечню. Мы — прямые наследники Минобороны, единственный коллектив в стране, существующий в состоянии казенного учреждения, — усмехается главреж.

В Челябинск Центральный театр Российской Армии (ЦАТРА) приезжает практически в полном составе. Кстати, в списках приезжих еще одна «морозная» фамилия: дочь Бориса Афанасьевича Татьяна — актриса его театра.

— Часто в нынешних условиях удается выезжать на гастроли, фестивали?

— Удается. В преддверии Дня Победы у нас был тур по городам Московской области со спектаклем «Вечно живые». В конце мая едем со спектаклем «Одноклассники» на международный фестиваль в Оренбург, а в августе — в Литву. После Челябинска практически сразу же отправляемся в Белгород на фестиваль Щепкина. Ну а в конце октября планируем сделать большой проект и провести II Фестиваль воинских театров.

У каждого своя болезнь

— У вас есть постановки за рубежом?

— Конечно. На Бродвее поставил два спектакля, в Германии, Тель-Авиве, Южной Корее. Кстати, тогда постановка «Бесприданницы» открыла для корейцев Островского. Они знали Чехова, Достоевского, Горького и хотели, чтобы я поставил «На дне». У них был такой замечательный проект, когда каждый год приезжали режиссеры из разных стран и ставили своих, «родных» авторов: англичанин — Шекспира, француз — Мольера, итальянец — Гольдони, а я этот цикл завершал. В то время я как раз еще и преподавал, вел актерский курс и предложил студентам в качестве выпускной работы поставить Островского. Перевели на корейский язык, выпустили, а потом уже предложили национальному театру.

— И как в Корее восприняли Островского

— Очень хорошо. Корейцы рыдали, твердили, что это про них написано.

— А что с актерской карьерой, вы ее закончили окончательно и бесповоротно?

— О-о-о, это было давно. Вообще мне очень нравилось это дело, кстати, я и мечтал быть актером — поступал в Щукинское училище на актерское отделение, а в ГИТИС — на режиссуру. Поступил и туда, и туда. Что делать? Хорошо, что рядом был старший брат, он и посоветовал, я считаю — правильно. В режиссуру я пришел не зеленым мальчишкой, а человеком, получившим какие-то ощущения в жизни. Мне нравится, что сказал по этому поводу Тарковский: «Режиссура — это мировоззрение». А сейчас вместо мировоззрения сплошные навороты, какие-то приемы, приемчики, как сейчас модно, эксцентрика. Но опять же, как верно отметил другой великий режиссер, Козинцев: «Чтобы заниматься эксцентрикой, нужно точно знать, где у тебя центр», так вот многие режиссеры этот центр потеряли.

— В последнее время в театрах следуют скандал за скандалом, а у вас в труппе все тихо…

— У нас никаких скандалов, мы просто работаем, делаем свое дело. Вообще к скандалам я отношусь плохо, к конфликтам — хорошо. Конфликт направлен на созидание, скандал — на разрушение. К тому же я считаю, что нельзя никогда терять достоинство, этику. Что сказать по этому поводу? Каждая творческая организация — это отдельный мир, у которого своя судьба, своя болезнь, свои падения. Это надо понимать и уметь пережить.

Борис Морозов окончил Челябинский политехнический институт. В 1963 году вместе с Зайцевым и Левинсоном создали СТЭМ (который впоследствии стал называться «Манекеном»).

В 1973-м окончил ГИТИС на курсе у Андрея Попова и Марии Кнебель. После окончания был приглашен в театр Советской Армии. В ЦАТСА Борис Афанасьевич отработал пять лет в качестве режиссера-постановщика, перешел в театр Станиславского, но в 1995-м вернулся и возглавил «армейский» коллектив.